Академия - Тома

«Жанр, в котором они работают, – искрометный, с тонким красивым юмором, с нежностью и трогательностью», – так «Академию» представляли в 1992 году в эфире телепередачи «Хит‑парад Останкино». Александр Цекало и Лолита Милявская – певец и певица, а также муж и жена – и правда даже в названии обозначали, что жанр у них особый: не просто группа, но «кабаре‑дуэт». «Академия» – собранный почти по цирковому принципу альянс маленького смешного мужчины и высокой красивой женщины – занималась эстрадным искусством в классическом понимании этого слова: каждая песня тут понималась как сценка, спектакль, пантомима с музыкой, танцами, костюмами и париками. В результате участники кабаре‑дуэта стали еще и пионерами нового конферанса: вели церемонии и телепередачи, снимались в рекламе и в комических шоу, а также изобрели приветствие «Доброе утро, страна!». В следующем веке, когда дуэт и брак развалился, Александр Цекало переключился на более широкое культурное программирование, оказавшись одним из успешных российских продюсеров, – а с Лолитой мы в этой книге встретимся.
О том, что в песнях «Академии» вообще‑то были те самые нежность и трогательность, легко забыть, если обращать внимание только на их главные хиты – секс‑анекдотец «Зараза» или байку про адюльтер «За пивом». Не такова «Тома» – романтический боевик от лица того самого маленького смешного мужчины, у которого много любви, но мало возможностей.

Александр Цекало
вокалист
Особенность Кабаре‑дуэта «Академия» была в том, что мы пытались делать номера, а не просто песни петь. Получилось так из‑за того, что я и Лолита театральные люди. Ну, я из циркового училища, но я не крутил колесо на концертах и не жонглировал горящими булавами. Нам было интересно петь. Примеры, на которые мы равнялись, если говорить об отечественных артистах, – Мария Миронова и Александр Менакер, родители Андрея Миронова. У них был дуэт, и они разыгрывали интермедии, сцены, скетчи, пели вдвоем. И в этих сценах использовались иногда отношения склочничающих мужа и жены. Про второй пример мы узнали уже после того, как сделали «Академию». Выяснилось, что у Шер до сольной карьеры был дуэт с первым мужем – Сонни и Шер. Это тоже было похоже, и он тоже был чуть пониже ее, и они тоже потом расстались. Он стал мэром какого‑то маленького города в штате Невада, она – звездой. Нам на все на это указали американцы, когда мы показывали им свои записи.
Кроме того, примерами для нас были Лайза Миннелли и Барбра Стрейзанд, в номерах которых использовались реквизит, костюмы и не просто балет‑подтанцовка, а актеры. Сейчас это кажется таким банальным, но 20 лет назад у нас ничего этого не было. И когда Лайза Миннелли пела песню, посвященную своему отцу, лицо которого было на экране, стоя спиной к залу, – это просто офигенно было. Я был на ее концерте в Москве – и это был шок. Все увидели, что можно по‑другому преподносить песни.
Делает ли сейчас кто‑то что‑то, подобное «Академии»? Я за этим не слежу. Мне сейчас этот вид шоу‑бизнеса не очень интересен – другим занимаемся. Но по тому, что до меня доходит, я могу судить, что мало кому это интересно. На самом деле история эстрадных номеров была продолжена впоследствии в «Фабриках звезд» – потому что там работал режиссером Андрей Сычев. Но все равно все эти юные артисты, выпустившись из «Фабрики», начинали петь свои песни так же, как все.

Интервью: Наталья Кострова (2011)

Лолита Милявская
вокалистка
Мы сначала хотели назваться группой «Класс», но однажды пришли на какой‑то сборный концерт в Зеленый театр, увидели много крутых групп, и одна из них, с Наташей Ветлицкой, уже носила такое название. Мы с Сашей кусали локти и думали, что с этим делать. И тогда он сказал: «А что выше класса есть? Институт? Не звучит. Во, академия!» Так мы стали «Академией». Время нашего старта было золотым: музыкальные редакторы радиостанций и телевидения не боялись любых экспериментов и готовы были ставить, например, блюзовую гитарную вещь от «Академии» среди громкой поп‑музыки. У слушателя был выбор, это было абсолютной нормой.
Тогда песни рождались так: Саша был композитором и к придуманной музыке брал какую‑то очень хорошую поэзию – он отлично ее знал. Я была далека от этого – мне больше нравится драматургия, я режиссер по образованию, – так у нас с ним шел творческий обмен. Он меня познакомил со стихами Уильяма Джея Смита, с Юнной Мориц, с Юрием Ряшенцевым, так что я ему обязана хотя бы элементарными знаниями помимо Шекспира и Шекли.
В «Академии» не было каких‑то математических подходов к творчеству. Я в жизни не платила ни за одну накрутку, меня устраивает любое количество просмотров, потому что оно объективное. Мы безостановочно репетировали и придумывали, не подстраивались под публику, а думали в первую очередь о том, как сделать что‑то классное, что будет нравиться нам. Это было чистое творчество. Мы искали интересные реакции зрителей и слушателей, и когда понимали, что что‑то поймали, активно это развивали.
То, что сейчас называется стендапом, тогда называлось просто «разговорный жанр», и это была неотъемлемая часть «Академии». Когда мы выехали на первые в жизни зарубежные гастроли в Польшу, нам все сказали: «Вы же stand‑up comedians!» Кстати, именно в Польше нам дали приставку «кабаре». Мы думали, что кабаре – это обязательно «Мулен Руж», а оказалось, что нет: это как раз стендап, причем политический, потому что мы выехали по приглашению Ягеллонского университета в Кракове, а там, например, был организован первый польский независимый студенческий профсоюз, и движение «Солидарность» тоже во многом пошло оттуда. Нас передавали от человека к человеку, показывая значки за лацканом, и такой же значок «Солидарности» сейчас лежит у меня дома.
В Польше мы заработали первые приличные деньги, хотя не думали, что это вообще возможно. Конечно, тогда было немало дорогих артистов, которые того стоили – естественно, Алла Борисовна во главе, потом Сережа Минаев, [Александр] Барыкин, [Владимир] Кузьмин… Это те, на кого уже наезжали бандиты, потому что они считали, что с них было, что брать. С нашей же братии брать было нечего. Мы гастролировали под эгидой дискотеки Сергея Минаева, который был мегапопулярен – играл по два стадиона в один день и по шесть стадионов подряд в одном городе. Выступали за 50 долларов и были счастливы, на это уже можно было жить. Мы вообще не были заточены под слово «популярность». Когда мы в 1987 году приехали в Москву, то вместо сигарет я собирала окурки, обжигая их на свечке, а основной заработок у нас был простой – сдавали бутылки. Богатые дядьки на «Волгах» (это как сейчас «кадиллак»), которые эти бутылки принимали, все равно пытались нас жучить и проверяли, не битое ли горлышко – за битые давали меньше копеек.
По‑настоящему «Академия» выстрелила с песней «Тома» на «Рождественских встречах». Алле Борисовне нас показали мощные журналисты, работавшие на популярном канале «2 × 2» – тогда он был музыкальным и крайне влиятельным. Все было демократично: ты реально мог дать кому‑то свою кассету, и был шанс, что она попадет в дом к Алле Борисовне Пугачевой. Но «из подполья» на «Встречи» никто не попадал – все должны были как‑то для начала себя зарекомендовать, пробиться. Это шоу было такой мощной, жирной красной линией, означающей, что самый главный ОТК [отдел технического контроля] мы уже прошли. А до этого был еще один ОТК, который назывался «Утренняя почта»: после эфира там многие просыпались знаменитыми.
Один знакомый приятель‑киевлянин, который работал в «Останкино», сделал нам туда пропуск. У меня как у провинциалки было ощущение, что как только я войду в здание, меня тут же начнут снимать… Мы нашли кабинет, где сидела редакция «Утренней почты», Саша был с гитарой. Сотрудники выходили после худсовета, среди них все были возрастные, грамотные, все знали нотный стан, сольфеджио – они открыли многие имена и не просто так там сидели. Мы говорим: «Вы знаете, а мы вот такой‑то дуэт». – «Ну ладно, спойте». Нас послушала одна из редакторов, Марта Могилевская, самая продвинутая, с глубочайшим знанием классической музыки, и сказала: «Знаете, поющих‑то у нас сейчас много. Вот сценариев у нас для “Утренней почты” не хватает». Саша сказал: «А я напишу». И писал сценарии год, пока мы не заслужили свое право появиться в программе. Мы с Юрием Николаевым провели вместе одну «Почту», для чего была написана очень плохая песня «Мой милый, как тебе я нравлюсь», не забуду это никогда. Но зато нас показали, и многое с этого началось.
Потом мы вели нашу собственную программу «Доброе утро, страна». Мы были молодыми и наглыми, шутили так, как сейчас шутят на ТНТ, но делали это поизящнее. По степени свободы юмора и музыки это было золотое время. Можно было все: ты придумал, сделал, напрямую зашел к руководству центрального канала, тебя никто не задерживал. В этом не было блата, и человек, который обременен властью со всеми вытекающими последствиями, смотрел эти кассеты и говорил: «Это клево, давайте в эфир». Об этом сейчас можно только мечтать, пока через эти сто секретарш прорвешься.

Интервью: Сергей Мудрик (2020) Read more on Last.fm. User-contributed text is available under the Creative Commons By-SA License; additional terms may apply.