До и после революции.Прислуга

"Чтобы получить представление о моём существовании в последние недели пребывания в Кронштадте, нужно вернуться немного в прошлое.

У нас было три человека прислуги. Во-первых, няня, маленькая морщинистая старушка, нанятая каких-то два месяца тому назад, немного не в себе, и совершенно меня не устраивающая в этом качестве. К тому же она была глуповатой. Затем кухарка, искусная повариха с замечательной репутацией, кристально честная, единственным недостатком которой была чрезмерная набожность. Она была родом из Литвы, католичка, и проводила всё свободное время в церкви.

Что касается горничной, то это была молоденькая девушка девятнадцати лет, работавшая у меня уже два года. Её рекомендована мне семья одного купца, где ее мать прослужила более сорока лет и где эта девочка выросла. Все эти два года я не могла ею нахвалиться. Сообразительная, но в то же время скромная, она, казалось, была очень привязана к нам. Моя дочь её очень любила, и я собиралась сделать ее няней. Мы относились к ней скорее как к члену семьи, а не как к прислуге.

С первых дней революции она сильно изменилась. Не хотела больше ничего делать, с утра исчезала из дома и иногда даже не возвращалась ночевать. Приходила домой только затем, чтобы с гордостью рассказать, что она участвовала в митинге кухарок и домработниц, на котором было принято решение выдвинуть перед хозяевами совершенно необыкновенные условия. Например, иметь три выходных в неделю– субботу, воскресенье и ещё один день по своему усмотрению. В эти три дня хозяева должны были готовить еду своим кухаркам, домработницам и их друзьям, приходящим в гости на обед. Один раз в неделю квартира должна быть полностью предоставлена в распоряжение прислуги для проведения праздников и собраний. Самым удивительным требованием стало предоставление прислуге права пользоваться музыкальными инструментами хозяев два часа в день. Когда наша кухарка возразила, что ни один хозяин не согласится держать прислугу на таких условиях, наша горничная ответила, что таких хозяев обяжут!


Но это лишь деталь. Самое ужасное было то, что она совершенно оригинально поняла «свободу», как свободу любви и распущенность чувств. Её посещало множество матросов, но до отъезда мужа она себя хоть как-то сдерживала и принимала любовников вне дома. После этого началась невообразимая оргия. Я никогда не могла бы подумать, что молодая девятнадцатилетняя девушка из хорошей семьи может настолько измениться за несколько недель и предаться такому распутству. Она утратила всякий стыд и выставляла свой блуд напоказ. Матросы приходили к ней толпами и постоянно крутились возле её постели. Больно было на это смотреть. Я пыталась её образумить и указать на опасность выбранного ею пути, но она повернулась ко мне спиной.


Такое поведение притягивало к нам множество матросов. Некоторые приходили лишь затем, чтобы удовлетворить свою похоть, и сразу же уходили. Другие проводили у нас целые дни, поглощая немногие продукты, которые удавалось мне достать. Сидели, развалившись в креслах, задирали меня и копались в наших платяных шкафах в поисках подарков для объекта своих вожделений.


Кухарка, делившая комнату с этой несчастной, была, конечно, возмущена. Она прибегала ко мне с просьбами, чтобы я прогнала этих матросов, жаловалась, что это мерзко, и она не может перенести подобных отвратительных сцен. Я старалась ее успокоить, объясняя опасность нашего положения, и умоляла скрывать своё недовольство. Чтобы облегчить её жизнь, я перевела её в гостиную, где она спала на диване [...].

Я была в восторге, когда приехала в Кронштадт два месяца тому назад, но теперь, покидая его, я испытывала восторг в тысячу раз сильнее! [...].

И вот я в Петербурге. Куда идти? С вокзала я позвонила матери и спросила, сможет ли она нас приютить. Но она ответила, что у неё остановились жена и дочь моего старшего брата, тоже ставшие беженцами, и, поскольку её квартира была не велика, я остановилась у золовки, старшей сестры мужа, которая занимала обширное помещение на Екатерининском канале. Муж остановился у своей матери, жившей на одной лестничной площадке с дочерью. Нас разместили, и первое, что я сделала с большим удовлетворением– прогнала свою горничную. Какое облегчение! Больше можно было не бояться избавиться от этой несчастной и мерзкой девчонки" (Вилькицкая).