Побег

Надрывно заскрипел отодвигаемый засов железной решетчатой двери и еле уснувший Рин открыл глаза.
«Здесь не выспишься. Не тюрьма, а какой-то рынок Траяна», — подумал разбуженный гладиатор.

Он лежал на набитом шерстью матрасе и мысленно ругал проклятых ненасытных римлян. Его мускулистые руки были прикованы к массивным металлическим кольцам в стене. От каждого кольца к руке тянулась тонкая, но прочная цепь.

В сырую и грязную камеру вошёл худой высокий человек. На вид он был лет сорока, одет в синюю тогу с вертикальными пурпурными полосами. Незваный гость с интересом ощупал взглядом знаменитого на весь Рим гладиатора, который, едва получив свободу, снова попал в темницу. Причиной стало избиение чиновника и двух его сопровождающих телохранителей. Рина едва не убили на месте городские стражники, но один из них узнал его и передал владельцу тюрьмы.

Вошедший в камеру узника римлянин держался с императорской надменностью и был очень богат, судя по наличию колец, инкрустированных драгоценными камнями, на всех пальцах. За его спиной неуверенно топтался стражник, гигант Публий. Он обычно разносил еду в глиняных горшках, но сейчас был приставлен в качестве охранника к неожиданному посетителю.
Рин улыбнулся: он мог попробовать выдернуть цепи из колец и голыми руками убить обоих, затем забрать оружие стражника и прорваться через тоннели подземного Колизея к выходу. Потом добраться до подъемной платформы и покинуть Великий город. Однако у пленника не было желания бежать. Его манил рёв восторженной толпы, возносящий к небесам каждую его победу.

Куда ему было возвращаться? К далёким развалинам поселения, давно уничтоженного легионерами? Для своих двадцати шести лет Рин обладал острым умом, присущим самым мудрым его соплеменникам, который подсказывал ему не спешить совершать опрометчивые поступки. Хотя он был горяч и иногда срывался, как в той драке, из-за которой оказался за решеткой.

Отчаянные бойцы уже не раз совершали попытку сбежать из подземелья. Отличные воины, сильные. Некоторые даже добирались до подъемной платформы. Однако поднять платформу с помощью ворота можно было только снаружи. Диан, начальник подземной тюрьмы, по-своему решал проблему с взбунтовавшимися беглецами, попавшими в ловушку на предпоследнем этапе побега — возле подъёмного механизма. С кем-то из них разногласия разрешались смертельной сталью, кого-то удавалось уговорить и вернуть в жилые помещения-камеры и снова сражаться на арене, пытаясь заслужить свободу. Лучшие из бойцов действительно могли получить её.

Даже своих стражников жадный Диан ценил меньше хороших гладиаторов. Всё потому, что на нечестных ставках на бои он получал горы золотых монет. Его люди были вхожи в общества важных персон Рима. Они подталкивали напыщенных сенаторов и глуповатых чиновников делать огромные ставки, заранее зная возможности конкретных бойцов и вероятный исход поединков, тем самым делая Диана одним из самых богатых, но незаметных людей Римской империи. Свои доходы и возможности Диан не выставлял напоказ и сторонился всякой известности.

— Поклонись господину Антонию, — несмело брякнул Публий из-за спины вошедшего человека, изучающего Рина. Он откровенно побаивался узника.
Затем стражник, словно вспомнив о своих обязанностях, услужливо подвинул посетителю принесенный деревянный стул, на который гость незамедлительно уселся.

Рин, хмыкнув, отвернулся к стене, демонстрируя, что не желает разговаривать, и стражник потянулся за излюбленным кнутом с вплетёнными в кожаные хвосты металлическими крючками. Публий уже занёс руку, готовый ударить дерзкого раба, но неожиданно застыл, уронил кнут, сдавил собственное горло своими же руками и стал задыхаться, вытаращив глаза.

— Достаточно, кельт, ты же убьешь этого придурка, — ухмыльнулся Антоний, равнодушно глядя на муки хрипящего стражника. — Я знаю о твоих способностях, Диан выпускал тебя только на особые бои, сын лесов. Впрочем, на арене ты сражаешься честно, с равными противниками. Знаю и про твои дела, из-за которых загадочно погибли несколько противников Диана, а ты получил свободу. Только не пойму зачем ты снова оказался здесь…

Рин обернулся и с немалым удивлением поднял глаза на гостя. Испытующий взор карих глаз гладиатора столкнулся со стальным взглядом серых глаз римлянина. После зрительной схватки, закончившейся ничьей, пленник широко улыбнулся и уселся на матрасе, не спуская глаз собеседника. Цепи узника звякнули, но Рин словно их не замечал. Странный посетитель заинтересовал его. Антоний не был похож ни на кого из тех, кто являлся посмотреть на него как на боевого пса. В пришедшем виделся иной интерес. В серых глазах благородного римлянина проскочили хищные искры, не обещающие ничего хорошего. Он привык повелевать, был весьма умён и несомненно занимал высокий пост. Всё это быстро определил проницательный Рин.

— Зачем ты пришёл, сенатор? — прямо спросил гладиатор, вглядываясь в Антония и пробуя мысленно проникать в его разум. Удивлённый Рин находил в сознании собеседника мощные преграды. Римлянин сопротивлялся, умело применяя древние знания. Достойный противник в безмолвном поединке.

Впрочем, гладиатору удалось обойти некоторые из преград. Антоний вначале неожиданно поддался, его взгляд потерял концентрацию, по напрягшемуся телу пробежала предательская судорога. Однако затем ситуация изменилась — сенатор закрыл и снова открыл глаза, засмеялся и уже он заставил Рина защищаться от проникновения чужих ядовитых мыслей.

— Видишь, варвар, магией друидов владеешь не ты один, — криво усмехнулся Антоний, прекратив мысленную борьбу. Зафиксировав немой вопрос в глазах опешившего гладиатора, он пояснил: — Я заставил научить меня вашим фокусам раба-друида из дремучих лесов Массалии. Он охотно это сделал, рассчитывая на свободу для двух его дочерей.
— Но ты не отпустил их, — презрительно выплюнул Рин, успев ухватить эту часть событий из памяти сенатора.

— Римляне не должны держать обещания перед глупыми варварами. Ты – исключение, ты умён, — повёл плечами Антоний. — Разумеется, я приказал прикончить старика, а его красивых дочерей продал в лупанарий. После того, как сам потерял к ним интерес. Впрочем, я здесь не для этих обсуждений, раб. У меня к тебе есть два дела. Первое из них – ты научишь меня воздействовать на людей, подчинять их, не глядя им прямо в глаза. Я должен стать сильнее. А второе дело… Второе – ты перестанешь глазеть на мою прекрасную жену Флавию, когда ты потрошишь соперников на арене. А потом ты выразишь свою симпатию той знатной даме, на которую я укажу тебе.

— Флавия, конечно, — тихо произнес Рин, и в его разуме возник отчётливый образ невероятно красивой, светловолосой девушки, следящей из ложа на первом ярусе для богачей за каждым его шагом на арене.

Он первый раз пересёкся с ней взглядом, когда сражался сразу против трех опытных ретиариев с трезубцами и сетями. Из-за притягивающего взора её зелёных глаз он едва не погиб, упустив на секунду контроль над боем. Тогда он выкрутился, проскочив между ретиариями, затормозив их реакцию и заставив двоих противников пронзить друг друга трезубцами на глазах у изумленной публики. К таким уловкам он обычно не прибегал, сражаясь только с помощью силы, ловкости и холодной стали. Внешне это выглядело удачным манёвром, но, разумеется, Диан и некоторые посвященные в его способности прекрасно понимали, что произошло. И вновь допустил ошибку.

Расправившись с двумя врагами, Рин послал воздушный поцелуй девушке, в алом плаще-пенуле, одетом поверх легкой туники. И в то же мгновение едва не был заколот забытым третьим врагом, набросившим на него сеть. Путаясь в сети, Рин всё-таки смог сломить волю врага. Замахнувшийся для финального удара трезубцем темнокожий ретиарий неловко качнулся и напоролся брюхом на острый гладиус Рина, выставленный в его сторону.

— Да, именно Флавия, – потемнел от злости Антоний. — Моя любимая жена живёт ожиданием от одного твоего боя до следующего, а из-за нашего Императора я не могу ей запретить посещать Колизей и глазеть на бои.

— Флавия – племянница Императора? — поднял брови Рин. — С чего бы мне помогать тебе, римлянин?
— Тысяча динариев и свобода! Вот почему! Ты не ценил свободу, потому что не имел к ней интереса. Усадьба за холмами, богатство. Я обеспечу это всё, — Антоний усмехнулся. — Затем, если захочешь, то вернёшься к себе на родину, соберёшь своих разбежавшихся недобитых родичей и будешь править ими. Пока вас окончательно не истребят имперские легионы. Или не станете служить Риму.

— Устрой мне свидание с Флавией, и я выполню твои требования! — неожиданно даже для самого себя выпалил Рин.
— Ты обезумел, раб! Как ты смеешь? — вспыхнул от гнева сенатор. — Этой ночью к тебе придёт слуга Фавна, против него тебе ни за что не выстоять. Ты — уже покойник. А я с огромным удовольствием сообщу Флавии о твоей гибели. Молись богам, твоя встреча с ними произойдёт очень скоро!

Сенатор вскочил со стула с таким резким рывком, что тот опрокинулся. Гнев ударил ему в голову. Бросив на Рина злобный взгляд, он покинул камеру. Вслед за ним засеменил Публий, до смерти перепуганный услышанным разговором. Он знал, что тайны часто умирают вместе со свидетелями.

«Те римляне, которые много болтают — мало делают», — оптимистично подумал Рин, однако на душе было тревожно. Он слышал легенды о слуге Фавна: таинственном звере, обитающем в нижних ярусах подземной тюрьмы, скрытых от посторонних глаз. В бездонные пропасти шахт, ведущих к подземной реке, бросали тела погибших гладиаторов, строптивых рабов и боевых животных. Как ни странно, запахом гниения оттуда не тянуло. Бывало, в наказание туда сбрасывали живых людей. Они также навсегда исчезали. Вероятно, трупы уносились грунтовыми водами. Однако из тёмных недр невероятно давно сооруженных каналов порой до обитателей тюрьмы Диана доносился леденящий вой, пробирающий до костей и заставляющий дрожать от страха. Быть живьём брошенным к слуге Фавна — такой судьбы опасался каждый узник.

Но Рин был готов скорее рискнуть, чем отказаться от прекрасной Флавии, невзирая на своё бедственное положение. Он несколько раз резко натянул