ГиберНация

Читая мертвых писателей, думать не нужно, их уже оправдала история, уже известно, что их мнение верно. Поглощая строчки, просто мысленно киваешь "да верно, очень верно", их заблуждающихся современников отсеяла история, предоставив нам творчество победителей.

Подлинная литература—это зеркало общества, привязанное ко времени. Зачастую, она живет еще десяток лет, после смерти автора, а потом становится историей. Спустя пятьдесят лет, она немного отдает сухостью костей, усопших авторов. Потому многие, дабы избавится от сухости, при чтении, пьют чай.

Читая современников, приходится включать некое первородное чутьё, анализировать и взвешивать идеи. Признавать одного писателя и придавать забвению другого, отвергая его изображение. Сегодня, мы в некотором роде лишены данной привилегии. Современная литература в упадке, живые писатели пишут как мертвые. Они игнорируют время и отказываются признавать окружающую действительность, просто паря над современностью.
Вот кого читать? Может быть Паланика, пишущего для американских домохозяек, мастурбировать на страницы произведений гарема Устиновых? Или же погрузится в грезы Д. Айка о системе и мировом заговоре, начать бояться телевизора и изучать дзен-буддизм под Пелевиным? А быть может окунуться в шлак, под копирку, от Кинга, познакомиться с перепачканным маркетингом вместе с Бегбедером, познать замызганные чувства, признав посредственные миры фэнтези, детективов, эзотерщины? Последний писатель умер три года назад, это был Брэдбери. После его смерти произошло многое, но это не нашло отражения в трудах мертвецов. Литературу превратили в голый продукт и для того, чтобы он лучше продавался, в книги стали протаскивать идеи гениев, предназначавшиеся для другого времени.
Избавьте христиан от ада и вскоре христианство канет в лету, выбросьте реинкарнацию и испарится нужда в буддизме, лишите современных писак гонораров и они перестанут писать. Может тогда, в фокус нашего внимания станут попадать новые Ницше, де Сады, Оруэлы и им подобные, нам они жизненно необходимы. Кто-нибудь, где-нибудь осветите происходящее, я хочу взглянуть безумству в лицо.