Блог Nineteen

Мне всегда нравилась эта песня, но вот её исполнение кошачье-кастратным голосом Преснякова младшего вызывало стойкое отторжение А вот этот кавер мне нравится.

Старик сидел ссутулившись, слушая Соседа.
- Самое страшное слово - Смерть, - сипел Сосед, смоля сигарету.
Стул Старика скрипнул, соглашаясь.
...

Он проснулся захлебываясь безвучным криком, ночью в самое бесконечное время от полуночи до рассвета и долго лежал, смотря в тёмный потолок и радуясь что привидившееся было только кошмаром. Потянулся чтобы коснуться её острого плечика, но рука ощутила только пустоту и холод шелковых простыней. Сонный морок рассеялся, уступая место страху.
"Где ты?"

...

Я сплю и мне снятся
Холодные ветры на Марсе
Какие блуждают средь стен
...

В морозом небе
Невесомым деревом поднимается
Дым от очага.

Где капля крови упадет
В пыли дороги
Там завтра роза расцветет
...

Когда светило дня уйдёт за горизонты
Усталой и обугленной Земли,
И звезды путь очертят скорый
...

Бокр не умел читать следы так же хорошо как Мясник, но не заметить отпечаток подошвы в подтаевшей на солнце битумной лужице не мог. До бомбы здесь проходила дорога с какими-то строениями по обочинам, сейчас обвалившимися. Получился что-то вроде каньона с тремя выходами. Один, еле заметный вёл к нычке, другой более широкий изгибался почти под прямым углом был ещё не обследован, через третий, незадолго до полудня, они пришли сюда. Ветер намел на дно техногенного каньона тонкий...

Нычка не оправдала надежд. Какой-то брат-охотник основательно опустошил запасы. Ни шоковых сетей, ни контактных ловушек, ни кольцевых силков словом совсем ничего что могло бы пригодится в охоте на серьёзную дичь не было. Только пакет сухарей и банка тушёнки. Сухари и тушёнка были переданы Бокру как кухарю оклада.
Кухарь оклада Бокр переминался с одной косолапой ноги на другую, ходил кругами вокруг Звонаря, сидящего на пустом ящике, и все норовил заглянуть в глаза....

Болотистый распадок, заросший высокой травой, ещё вчера выглядел почти идеальной короткой дорогой к Периметру, сегодня оказался ловушкой. Едва у оклада зачавкала под подошвами ботинок подмерзшая грязь как нечто большое пронеслось над головами чуть не задев верхушки высохшей осоки. Спасла реакция Бокра: махнув Звонарю он подсечкой сбил с ног замешкавшегося Пекаря, тот с тихим охоньем свалился в ледяную жижу, рядом упали Мясник с Маркёром, ещё бы, тёртые парни как-никак...

Разрумяневшаяся девица бахнула кружки с пивом к нам на стол да так что пена рваными клочками усеяла столешницу и мою выходную куртку. Друг мой поступил весьма по-джентельменски: подмигнул девице левым глазом и ущепнул её за крепенький зад. Девица игриво пискнула, зарумянилась ещё сильнее и умело лавируя в толпе скрылась по направлению к стойке бара.
Вечер пятницы. Подвал паба похож на бушующее море: волны движения человеческих тел подернуты рябью табачного дыма перемешанного...

Старый отрывок написанный мною два или три года назад.

Дверной молоток мягко сказать не соответствал не только двери, к которой он был прикручен большими ржавыми шурупами, но и всему дому темному и обветшалому стоящему в глухом переулке на окраине у самого залива. Дверь хотя и выглядит прочной, но снизу уже тронута гниением и медленно рассыпается. Вывеска над входом выцвела и стала трудночитаемой, её уже давно никто не обновлял. Молоточек же как будто только что покинул...

Дорога оборвалась. Сразу за иззубренным краем открывались кипящие насыщенные больной синевой небеса. Дальше ничего не было. Тупик. 185-й замер над обрывом в полной нерешительности. Разочарование. Разочарование как новый вид боли. И что делать? Может прыгнуть вниз, слиться с небом, надеясь что оно примет его? Или повернуть назад, сесть рядом с 27-ым у камня, ждать целую вечность чего-то, кидаясь друг в друга камешками?
Всевидящий Глаз неподвижно взирал на измученную...

1/7
2/7
3/7
...

1/7
2/7
3/7
...