Океан волнуется

Все очень просто. Банально просто. Для меня. Для них же сложно. Непосильно сложно. Когда другие дети хотели быть особенными, выделяться на общем фоне — красили волосы в фиолетовый, носили широкие джинсы, футболки с принтом любимого певца — я хотел быть обычным. Нет. Я делал все тоже самое, конечно, разве могло быть иначе? Только чтобы быть, как они. Может поэтому у меня получалось лучше? Прагматичный детский разум, способный подмечать вещи, недоступные другим, вызывающие страх у взрослых, смешной и необоснованный страх. Наивное детское сердце, умеющее слушать, способное впитать боль человека, с которым соприкасается, поставить себя на его место. Да. Я чувствовал и открывался навстречу, очень рано понял, чего на самом деле все они хотят вместо любви, верности, свободы, справедливости…

Я выхожу на центр детской площадки. В лицо светит яркое весеннее солнце. Очень яркое солнце. Мне шесть. Я хочу жить. Пока даже не догадываюсь, что значит жить по-настоящему, по-взрослому. Щуря глаза, смотрю на всех их, веселых, озорных ребят нашей улицы. Каждый имеет какую-то особенность — блестящий браслет-цепочка на запястье, невероятный настоящий кожаный мяч, стрижка с челкой, зажигалка из американских фильмов... Всматриваюсь в их лица через весеннее солнце, заставляющее щуриться до слез, чтобы хоть что-то разглядеть. Я тоже особенный, на коленках большие латки, за спиной несколько грустных историй. Я особенный. Особенный. Такой же, как они.

Мне шесть. Детские игрушки? Мама говорит, что они быстро надоедали и я их ломал, чтобы посмотреть внутренности. Под матрасом моей кровати лежит первое стихотворение, написанное вместо мультика перед сном, под подушкой книга, которую прочту первый раз, только потому что захотел прочесть. Я еще не понимаю, что эта игра останется со мной навсегда; сейчас она мне нравится и будоражит, но мне не с кем о ней поделиться.

Стою в центре детской площадки. Я ведущий. Начинаю впервые что-то понимать. Мне шесть лет. Поворачиваюсь к неутихающим, разгоряченным сверстникам спиной, и закрываю зеленые глаза, чтобы никто не мог обвинить в том, что подсмотрел.

Море волнуется раз.

Они смотрят на меня. Все они. Мои друзья. С которым мне весело, с кем познаю мир. Понимаю, если бы солнце было за моей спиной, они бы точно так же не видели меня и щурились, как я. Мне восемь. Сегодня у матери плохое настроение. Отец пьяный. Отец добрый. Отец настоящий. Не понимаю, почему мать на него злится и ругается. В такие моменты они спрашивают меня: кого ты больше всего любишь – маму или папу? В такие моменты я ненавижу их одинаково. Страшно сказать, но я желаю им смерти, такова моя ненависть, ведь уже тогда понял, что смерть самое страшное у взрослых. Мне стыдно признаться, что я ненавижу, вместо этого я желаю смерти всем, кто заставляет меня страдать. Но сейчас, когда отец пьяный, я люблю его больше, чем злую мать. Отец веселый, улыбается нам с братом, шутит, он ничего не говорит нам прямо, а я чувствую, мне приятно и непривычно, что-то теплое разливается внутри, что-то переполняет и просится наружу. Тепло. Мать злая. Она упрекает и обижается на отца, отправляет нас спать, достает наружу все наши провинности за день, за год, за жизнь, и упрекает отца, она говорит все прямо, а я не верю, мне неприятно и непривычно, сердце сжимается внутри в холодный непроницаемый камень.

Море волнуется два.

Солнце светит в глаза, я плохо вижу, а они смеются и веселятся перед моей беспомощностью. В наших сказках настоящая лишь боль. Первое, что понимаю. Мне десять и у меня появился первый настоящий друг. Конечно, до этого тоже были друзья, но с этим я словно одно целое, мы дополняем друг друга, такие разные и в тоже время родные. Чувствую, что он тоже не знает, что происходит, но ему тоже нравится происходящее. Таскаемся с ним по стройкам, ходим друг с другом в школу и со школы, на переменках курим и бесимся. С ним все кажется веселым и беззаботным, неважным. Не важны плохие оценки. Не важны упреки учителей. Не важна ругань матери. Важно, что мы вместе. Важно, что нам хорошо. Мне кажется, что я люблю его. Бегу от этой мысли, потому что на самом деле, до сих пор не понимаю, что такое любовь. День расплаты. Однажды нас поймали выпившими на улице после десяти. На следующий день был крик и ругань в кабинете директора, был злой и строгий участковый. Был дерзкий, вызывающий взгляд одного мальчишки. И был еще один взгляд, копия того другого, такой же дерзкий, но опаздывающий на секунду от оригинала. Тогда на учет поставили того, чьих родителей уважали меньше. Второй давясь несправедливостью не сказал ни слова. Но пронес «наперекор», которое они вечно путают с «назло», через всю жизнь.

Море волнуется три.

Если бы солнце было в стороне. Если бы солнца вообще не было бы… и мы могли не щуриться, видеть друг друга прямо, как есть. И что вообще такое это солнце? Мне тринадцать. Первые дискотеки, мы курим на пороге клуба и разливаем самогонку, выпиваем по очереди с одного стакана. У меня на коленях сидит подружка. Я не знаю, что с ней делать, но внутри у меня все переворачивается с ног на голову, когда я с ней. Все время о ней думаю. После дискотеки, как всегда буду провожать ее домой, но сегодня решился сделать что-то важное. Хочу ее поцеловаться. Вообще, я уже целовался и раньше и подружек у меня было много, даже был секс. Сейчас все по-другому. Только замечаю, что когда она смеется, то смотрит на моего лучшего друга, а не на меня, как было раньше. Я беспокоюсь. Нервничаю. Курю. Пью. Как взрослый. Беспокоюсь. Настолько, что не пойду сегодня ее провожать. Это сделает мой лучший друг.

Морская фигура на месте замри.

Поворачиваюсь, открываю глаза и смотрю на моих друзей. Все такие разные. К кому бы подойти первому? Все такие одинаковые. Стыдно одинаковые. Я не виню их. Не виню, что смеются за спиной, не виню, что боятся меня, не виню, что ненавидят. Ведь я разгадал их всех, еще даже не открыв глаза. Я знал все их фигуры с самого начала игры. Есть только один человек, которого не замечал раньше, чья фигура не похожа ни на что. Он стоит в стороне от всех, чужой.